Конфликт Индии и Пакистана вокруг принадлежности региона Джамму и Кашмир известен всему миру ещё со времен раздела единой британской колонии в 1947 году. Кашмир, чей статус специально не был оговорен колонизаторами, уже тогда стал главным камнем преткновения в отношениях двух стран и поводом для трех индо–пакистанских войн. Способствовали тому не только серьезные противоречия во внешнеполитических и внутриполитических подходах Индии и Пакистана, но и религиозные конфликты, так крепко окутавшие находящиеся на стыке ислама и индуизма регионы.
И вот спустя десятилетия ситуация вновь обостряется — 22 апреля 2025 года в индийской части Кашмира произошел кровавый теракт. Ответственность за смерть 26 туристов взяла на себя пропакистанская исламистская организация “Фронт сопротивления», тесно связанная с фундаменталистской организацией Лашкар–е–Тайба (запрещенная в РФ террористическая организация).
Ужасные события стали прекрасным поводом для внешнеполитической и военной активизации индийского правительства. Так, непосредственно после теракта в Дели заявили о прямой причастности пакистанских структур к произошедшему теракту, а вскоре последовали радикальные действия: въехавшим в страну пакистанцам власти приказали покинуть страну, а глава МВД Индии прямо призвал немедленно выдворить всех пакистанцев. Была фактически закрыта сухопутная граница и остановлена торговля, а чуть позже Индия разорвала договор о водах Инда — стратегический документ, регулировавший доступ обоих государств к жизненно важным водным ресурсам крупнейшей реки. Апофеоз текущего обострения — столкновения у границы, переросшие в перестрелки и обстрелы между двумя армиями.
Так или иначе, пока тлеющие угли Кашмирского конфликта вновь начинают распаляться, возникает мудрый в своей простоте вопрос — зачем? Ради чего две крупнейших державы Южной Азии, к тому же обладающие ядерным оружием, вновь встают на путь взаимного уничтожения? И действительно ли религиозный фактор правит горными вершинами Кашмира?
Реальное значение Кашмира:
Говоря о Кашмире, нельзя не заметить его воистину стратегическое значение, предусмотренное самой географией. Исторически этот регион является своего рода вратами между двумя регионами: Южной и Восточной Азией. Обладающий сетью проходов в пересеченных межгорьях, Кашмир представляется невероятно ценным. Актуально это было в Античные времена, а также в Средние века — и не менее актуальными выгоды положения Кашмира предстали в современном контексте.
Как мы писали ранее в статье, посвященной внешней деятельности китайского империализма — Пакистан является одной из важнейших частей проекта “Один пояс, Один путь”. Будучи полностью зависимым в экономическом плане и, соответственно, лояльным в политическом, Исламабад ещё с конца прошлого века стал приобретать ключевое значение в планах КНР. Щедрые кредиты, а также ряд масштабных инфраструктурных проектов превратили исламскую республику в огромный хаб китайской торговли. Так, построенное в конце XX века высокогорное Каракорумское шоссе впервые прямо соединило сквозь горные хребты Кашмира большую пакистанскую землю и китайский Кашгар.
Китайский капитал, однако, на этом не остановился. В 2013 году после долгих переговоров Пекин взял под свой контроль единственный пакистанский глубоководный порт Гвадар, а уже в 2015 году было объявлено о начале реализации масштабного проекта Китайско–Пакистанского Экономического Коридора (КПЭК). Крупнейшего проекта в рамках “Пояса и Пути”. Потенциальные затраты соответствуют гордому званию, оцениваясь в настоящий момент в рекордные 65 миллиардов долларов. Тем не менее, китайских бюрократов это не отпугнуло, ибо потенциальные прибыли превышают всякие издержки — так, лишь на сокращении продолжительности торговых путей китайский бизнес сэкономит 2 млрд долларов в год. Не говоря уже о том, что новый экономический путь потенциально избавляет КНР от угрозы блокирования торговли в Малаккском проливе коллегами по империалистическому опасному бизнесу.
Однако осознают всю стратегическую ценность данных мероприятий не только лишь в Пекине. Очевидно, что и в Дели, и в Вашингтоне ясно видят укрепление китайско–пакистанского коридора — и в таком контексте все более яростное противостояние Индии и Пакистана предстает в совершенно новом “материалистическом” виде.
Теперь Джамму и Кашмир для обеих сторон становится не просто географически ценным регионом, но точкой противостояния двух крупнейших империалистических лагерей: китайского и американского. Для Пекина теоретическая потеря Кашмира стал бы крахом всей китайской внешнеполитической концепции, а также разгромом северо–восточного коридора, словно сдерживающего индийское влияние. Во многом подобная уязвимость и формирует более агрессивную наступательную стратегию Дели, что, впрочем, не отменяет взаимность империалистических побуждений.
Политическая радикализация:
Экономическая подоплека ясна, разность капиталистических интересов вскрыта, как и их фундаментальный характер. Тем не менее, подливает масла в огонь и политический расклад в обоих государствах — крайне недружелюбный к самой концепции какого–либо мира. Так, если в Исламской Республике Пакистан приходится иметь дело с фундаментализмом и крепнущим исламистским экспансионизмом, то в “крупнейшей демократии мира” мы сталкиваемся с шовинизмом никак не меньшим. Уже несколько десятилетий политический трон с переменным успехом здесь удерживается националистической БДП, исповедующей идею “хиндутвы” — этнокультурного превосходства индуистов над мусульманами. И часто реализующей её на практике в виде антиисламских погромов и террора.
Анализируя всю глубину открывшейся нам картины, можно понять, что очередной виток противостояния в Южной Азии вовсе не случаен и подчиняется четким империалистическим интересам. Сложно предугадать, какой именно сценарий воплотится в настоящий момент. Однако если и возможно утверждать нечто уверенно — так это то, что вопрос взрыва Кашмирской “пороховой бочки” уже давно не “если”, а “когда”.
